Дорогая Мариичка!
Вчера вечером получил твое письмо, датированное 02/01/43. <…> Очень сожалею, что своей телеграммой с запросом о переезде я наделал тебе хлопот и возбудил несбыточную или вернее не осуществленную пока в ближайшем будущем мечту о переезде сюда. <…> Ни сюрпризом, ни с предварительным оповещением я не приеду, сейчас это невозможно, тем более так далеко. Пусть это известие не огорчает тебя сильно – войне нужно много жертвовать – это одна из твоих и моих жертв.
На будущее я надежды не теряю. Тебя прошу также надеяться – надежда – (неразборчиво) сегодня усиливает любовь к жизни, увеличивает силы в борьбе. Милый Валерка также мечтает и надеется, и хочет встречи, только у него это желание настойчивое, он хочет встречи сейчас же. В его склонности нахожу сходство с собой. В прошлом я тоже пылко хватался за исполнение своих желаний (не прими это проведение параллелей между моим и сына характерами за эгоизм отца, нет, эта гордость и энергии мне очень нравится в нем). Не люблю, да, половинчатости – если горит, то и пусть горит ярко. Если замирает, пусть гаснет без копоти. – (опять философствование, сентенции, хочется написать о другом).
У меня есть маленькая твоя фотокарточка. Часто она напоминает мне о тебе. Часто я в нее всматриваюсь и не нахожу ни одной черточки в твоем лице, которая не была бы мне мила. Ревниво задаю себе вопрос – не сгладился ли твой образ в моей памяти? И получаю ответ – нет. Наоборот, то, что в тебе раньше казалось мне обычным, теперь выросло во что-то большое и замечательное. В общем, Мария (если это не покажется тебе смешным) разреши мне еще раз, может быть тысячный, признаться тебе в любви.
Я крепко, крепко люблю тебя, Мария, и что бы не случилось, буду любить.
Во время войны, кажется, не будет хвастовством, признаться, что ради того, чтобы и твою любовь сохранить, я жизни не пожалею, а жизнь я тоже сильно люблю.
В часы досуга меня часто одолевает тоска по тебе и сыну. В такую пору кажется, что вот и конца не будет этому изматывающему, гложещему чувству, но вот прикрикнешь на себя (в уме, конечно), что полно ли хандрить тебе, возьми себя в руки, да займись делом. Займешься делом, так и пройдет понемногу, ну и до следующей хандры.
Чем я сейчас занимаюсь, ты, наверное, догадываешься – конечно, подготовкой к весне, как жнец к страде. Весна уже не за горами, сегодня, например, такой солнечный и сравнительно не холодный день, что даже с крыши каплет. Нынешняя зима здесь не холодная, лютых морозов не было, а часто даже снег тает, причем, такие оттепели бывают довольно продолжительное время.
Предыдущее письмо я писал тебе из дома отдыха в Л-де. Теперь срок моего отдыха вышел, и я снова у себя – сегодня второй день. Отдохнул неплохо и чувствую себя хорошо. С предыдущим письмом послал тебе свою фотографию. Если ты ее не получишь, могу прислать другую – у меня есть еще. Если бы ты нашла возможным прислать мне свою и сына фотокарточки, мне было бы очень приятно иметь их, тем более вы сейчас выглядите, наверное, уж не так, как вы выглядели в нашу последнюю встречу. Сын возмужал, да и ты изменилась. Сделай, милая, это большое одолжение, услугу или милость, вообще, что угодно, только прошу тебя сделать это для меня. О том, чтобы иметь ваши фотокопии я мечтаю уже давно, да к сожалению, тебе не удается сфотографироваться. Может быть в Кемерово такая возможность появиться, тогда обязательно, родная, сфотографируйся.
Вот и написал письмо – плохо ли, хорошо ли, черт его знает. Кажется, как всегда, не важно, ну да прости мне, если плохо, а бог, наверное, тоже простит.
Привет Эрмине и всем родственникам.
Крепко, крепко целую тебя и сына.
До свидания!!!
Твой Павел, ваш папа
