Балтийский Варяг

Среди драматических эпизодов, выпавших на долю отечественного подводного флота в годы Великой Отечественной войны, кампания 1943 г. на Балтике занимает особое место. Ни до, ни после нее соотношение успехов и собственных потерь не достигало такого невыгодного соотношения, как в этот период. Из состава 1-го эшелона развертывания кампании 1943 г. пропали без вести две из трех входивших в его состав подлодок (66%), из состава 2-го – две из двух (100%) при том, что ни одной из них так и не удалось вырваться за пределы Финского залива. Участвовавшими в кампании субмаринами не было совершено ни одной торпедной атаки, так что понесенные потери не компенсировались никакими боевыми успехами. Худший результат предыдущего 1942 года – 3-го эшелона развертывания, действовавшего в сентябре – ноябре – составил 50% потерь (8 из 16 ПЛ), при том, что большинство кораблей все же смогло прорваться в Балтику и нанести определенные потери противнику. Эти факты не оставили равнодушными не только историков отечественного ВМФ, но также ветеранов и публицистов, в результате чего свет увидел целый ряд работ, основанных на различных по качеству материалах. Во всех из них авторы пытались высказаться о том, что стало причиной столь тяжелых потерь и кто несет за них персональную ответственность. Рассекречивание в последние годы большого пласта документов из отечественных архивов, находки на дне Финского залива, а также появившийся доступ к документам бывших противников дает возможность максимально полно восстановить картину событий и максимально объективно оценить причины трагических неудач.

* * *

1 декабря 1942 г. командир бригады ПЛ КБФ капитан 1 ранга А.М. Стеценко представил Военному совету флота доклад о потерях 3-го эшелона развертывания¹ЦВМА. Ф. 702. Оп. 0011727. Д. 3. Л. 727-729. Признавая гибель восьми подлодок и резкий рост потерь по сравнению с 1-м и 2-м эшелонами, Стеценко объяснял эти факты рядом причин. К ним, по мнению комбрига, относились общее усиление сил и средств ПЛО противника, появление большого числа плавающих мин, усложнение навигационной обстановки в связи с увеличением продолжительности темного времени суток и связанные с этим случаи попадания подлодок на уже известные минные поля, а также пренебрежение рядом командиров, ходивших в походы в составе 1 и 2-го эшелонов, опасностями, создаваемыми силами ПЛО и минными заграждениями. Считалось, что пять подлодок погибли при прорыве через Финский залив от действий вражеских надводных и подводных кораблей либо мин, а три других стали жертвами атак субмарин неприятеля, находясь на позициях. Следовательно, главную опасность представляло форсирование Финского залива, в то время как при патрулировании на позиции подлодки подвергались гораздо меньшей угрозе. Современные данные – на дне обнаружены остовы шести из восьми ПЛ 3-го эшелона – не противоречат в целом данной оценке²Две ПЛ (С-7, Щ-305) погибли в результате атак финских подлодок, остальные четыре (Щ-304, Щ-306, Щ-311, Щ-320) подорвались на минах, причем Щ-311, всплывшую после подрыва, добил финских самолет ПЛО. Две оставшихся не найденными ПЛ (Щ-302, Щ-308) также предположительно погибли в Финском заливе на минах при возвращении с позиций.. Несмотря на большую в абсолютном выражении цифру потерь, в докладе не высказывалось никаких сомнений по поводу возможностей подлодок форсировать Финский залив в следующую кампанию, напротив – постоянно подчеркивалось, что одновременно с погибшими через те же районы в то же время проходили другие подлодки, а значит преодолеть вражескую ПЛО вполне возможно.

Данные об усилении сил и средств ПЛО противника в конце 1942 г. легли в основу «Плана действий подводных лодок КБФ на коммуникациях противника в кампанию 1943 г.»³ЦВМА. Ф. 161. Оп. 43. Д. 140. Л. 1-53. Этот документ, разрабатывавшийся в штабе флота, был завершен к 27 марта и утвержден командующим КБФ вице-адмиралом В.Ф. Трибуцом 8 апреля 1943 г. По данным разведки противник в Финском заливе создал и будет наращивать три рубежа ПЛО: первый между побережьем Финляндии у Манни, о. Гогланд, о. Большой Тютерс и о. Вигрунд, второй на меридиане м. Юминданина и третий между маяком Порккалан-Каллбода и о. Найссар. Каждый из рубежей состоял из линий минных заграждений, корабельных дозоров, береговых артиллерийских батарей, прожекторов, шумопеленгаторных станций, постов наблюдения. Далее в документе шло подробное описание каждого из участков на основании данных, добытых советской разведкой, причем, главным образом, самими подводными лодками.

Считалось, что на участке о. Гогланд – о. Большой Тютерс выставлено всего две линии мин, причем одна на участке о. Гогланд – банка Викала, вторая к северу от Большого Тютерса до Викалы. Такое же количество минных линий предполагалось между Большим Тютерсом и о. Вигрунд, их местоположение в документе не уточнялось. Рубеж в районе м. Юминданина, как считалось, содержал в основе минные заграждения, выставленные немецкими и финскими кораблями еще в 1941 г., и теперь подновленные противником. Кроме того, в состав рубежа, по мнению составителей документа, входила противолодочная сеть, обнаруженная в сентябре 1942 г. в точке 59.54,0 с.ш./25.20,0 в.д. (в 7,5 милях юго-зап. м-ка Калбодагрунд)⁴В эту «сеть» 22 сентября 1942 г. попала подлодка С-12. Вместе с тем отсутствие данных о постановке противолодочных сетей противником в кампанию 1942 г. заставляет предположить, что подлодка имела встречу с остовом гидрографического судна «Азимут», погибшего в ноябре 1941 г. приблизительно в этом месте.. Наконец, в самый западный рубеж между Порккалан-Каллбода и о. Найссар, помимо патрульных сил противника, входило минное заграждение неизвестной плотности, состоявшее из антенных и гальваноударных мин. Никакого общего вывода по поводу возможности форсирования Финского залива и ожидаемого уровня потерь при этом составители документа не делали⁵Там же. Л. 8-14.. Уверенность в успехе форсирования в предстоящей кампании подтверждалась и постановкой задач на проведенное штабом БПЛ 4 марта 1943 г. командное учение, главной темой которого являлось отработка взаимодействия между ПЛ и ВВС КБФ при атаках конвоев в Балтийском море⁶ЦВМА. Ф. 9. Д. 12371. Л. 5-5об..

Вместе с тем обстановка в Финском заливе была гораздо сложнее, чем она представлялась в штабе Краснознаменного Балтийского флота. Фактически на развернутом на участке о. Гогланд – о. Большой Тютерс – о. Вигрунд минном заграждении «Зееигель» (Морской еж) в течение кампании 1942 г. противником было выставлено 5763 мины, в том числе 254 донных неконтактных⁷Отчет ФдМ-42. На участке о. Гогланд – о. Б. Тютерс нашим подлодкам приходилось форсировать не одну, как считали составители «Плана», а 13-14 линий мин (в зависимости от курса форсирования), в том числе две донных неконтактных. На маршруте форсирования через проход между о. Б. Тютерс и о. Вигрунд стояли 9-10 линий мин, в том числе одна линия неконтактных. На основе данных о разряжении минных полей можно предположить, что значительное количество мин самоликвидировалось в период осенних штормов и ледостава, однако, с учетом того, что 2703 якорных мин стояли в противолодочных заграждениях, то есть были выставлены с углублением 10 метров и более, даже по самым оптимистичным подсчетам к началу кампании 1943 г. на «Зееигеле» должно было оставаться не менее 4000 – 4100 мин. Считая этого количества не достаточным, в апреле 1943 г. немецкое командование распорядилось усилить «Морской еж» еще 1285 минами (в том числе 218 неконтактных) поверх старых противолодочных заграждений, что добавило еще по три линии мин на каждом из маршрутов форсирования.

Состав дозорных сил на рубеже «Зееигель» по сравнению с 1942 г. несколько изменился. К концу предыдущей кампании ежедневно у западной кромки заграждения находились группы, насчитывавшие в общей сложности четыре тральщика спецпостройки проекта М-35 и четыре больших охотника за подлодками, мобилизованными из числа рыболовных траулеров и китобойных судов. Каждый из них был оборудован современной гидроакустической станцией и имел большой запас глубинных бомб. Смена кораблей осуществлялась по скользящему графику через два дня на третий, что позволяло противнику поддерживать постоянное количество на рубеже. В мае 1943 г. аналогичные по назначению группы насчитывали только четыре корабля: один тральщик и три тяжелых плавбатареи, причем последние не обладали ГАС. В отличие от предыдущего года немецкое командование не ставило перед этим дозором задачи поиска и преследования ПЛ противника, ограничившись лишь наблюдением за минным заграждением и предотвращением попыток его траления. Ту же задачу имели и размещенные на островах Гогланд и Большой Тютерс финские и немецкие береговые батареи и наблюдательные посты.

Рубеж на меридиане м. Юминданина в кампанию 1942 г. фактически не существовал. Мелкопоставленное минное заграждение «Юминда» (2734 мины), выставленное противником между июнем и ноябрем 1941 г. должно было разрядиться к началу 1943 г. не менее чем на 90%. В 1942-1943 гг. оно не подновлялось, были вывезены на другие позиции и все береговые батареи, стрелявшие в 1941 г. с южного берега залива. 27 октября 1943 г. противник приступил к тралению остатков данного заграждения, и до конца года смог обнаружить и уничтожить здесь всего 20 мин. В кампанию 1942 г. северная, свободная от мин часть этого района патрулировалась парой финских сторожевых катеров. С учетом этого акватория между заграждениями «Зееигель» и «Насхорн» считалась у советских подводников сравнительно безопасной для плавания в ночное время в надводном положении и зарядки аккумуляторных батарей.

В начале кампании 1943 г. обстановка тут радикально изменилась. 3 мая командующий немецкими тральными соединениями в Балтийском море (он же выполнял обязанности командующего немецкими ВМС в Финском заливе и северной части Балтийского моря) контр-адмирал Бемер отдал приказ о разделении центральной части залива на три зоны патрулирования (см. схему). Каждая из них должна была заниматься дозорной группой в составе трех быстроходных десантных барж (БДБ), вооруженных глубинными бомбами и опускаемыми шумопеленгаторами. В приказе прямо указывалось: «главная задача в том, чтобы просматривать по возможности большую площадь моря и помешать подлодкам всплывать»⁸КТВ 24-й Дес фл, т.е. препятствовать осуществлению зарядки аккумуляторных батарей. Патрулирование дозорных групп было начато вечером 20 мая, когда первые подлодки КБФ уже приступили к форсированию залива, а значит не могло быть учтено в момент составления «Плана». Помимо немцев в северной части данного участка залива были учреждены два района для противолодочного патрулирования финских кораблей – район «D», занимавшийся, как правило, одним сторожевым катером и район «E», где патрулировал оборудованный шумопеленгаторной станцией минный заградитель и один катер.

Третий, самый западный рубеж пролегал в наиболее узком месте Финского залива. Его основу составляло минное заграждение «Насхорн» (Носорог). В 1942 г. оно представляло собой сравнительно небольшое минное поле (1855 мин), большая часть которого (1389 мин) входила в состав противолодочных минных линий, установленных на глубину 10 и более метров⁹Отчет ФдМ за 1942 г.. По-видимому, именно последним обстоятельством объяснялась его сравнительно высокая эффективность, подтвердившаяся обнаружением остовов ПЛ. В течение кампании на минах «Насхорна» погибли четыре (М-97, Щ-304, Щ-306, Щ-311) и получили повреждения еще две (Л-3, С-12) советских подлодки. Следует подчеркнуть, что этот результат был достигнут несмотря на тот факт, что ось рекомендованного для форсирования фарватера пересекалась всего шестью минными линиями. С учетом глубины постановки к началу кампании 1943 г. на своих местах должны были оставаться еще около 1600 мин.

В 1943 г. германское командование коренным образом изменили свое решение на организацию противолодочной обороны в Финском заливе, и сделало рубеж Порккалан-Каллбода - о. Найссар главным. Теперь его основным элементом являлось двойное сетевое заграждение «Вальросс» (Морж), перекрывавшее залив от его южного берега до отмели у маяка Порккала. «Постановке таких сетей, которые закрывали бы глубины до 72 м в морском районе таких размеров, как Финский залив, - отмечалось в отчете ФдМ Ост за 1943 г. - не было аналогов. До глубины 40 м ставились обычные сети. До 60 м глубины сначала с тендеров-носителей были выставлены донные тросы и затем сети наподобие занавесок были подвешены между тендерами с помощью необходимого количества промежуточных буев. В таком виде сеть была планомерно размещена между Порккала и северной оконечностью Наргена. Таллинская бухта была загорожена на западе дополнительным сетевым заграждением с проходами (участками затопленных сетей) для судоходства. Севернее Порккала тоже было выставлена двойная сеть – до шхер, фарватер по шхерам сам был на западе загорожен финнами по моей просьбе с помощью двух небольших сигнальных сетей, так что просачиванию русских на запад пришел конец»¹⁰Отчет ФдМ-43. На изготовление сети с четырехметровыми квадратными ячейками ушло около 1500 километров стального троса диаметром 18 миллиметров¹¹Мемо Матиясевича. Постановка главного участка сети осуществлялась специальным соединением сетевых заградителей и заняла время с 28 марта по 15 мая. Участки сети, прикрывавшие таллиннскую бухту и финский шхерный фарватер были выставлены позже.

Допуская возможность форсирования сетевого заграждения советскими подлодками, германское командование не поскупилось на усиление минного поля «Насхорн». В течение марта и апреля восточнее заграждения «Вальросс» было выставлено пять крупных заграждений. Каждое из них состояло из трех - семи минных линий. Постановкой мин во много рядов противник стремился добиться на каждом из заграждений 20-метрового суммарного минного интервала. Первые два заграждения состояли из поставленных на глубину противолодочных мин UMB, третье из тяжелых якорных мин EMC с антеннами, четвертое и пятое – из равного числа поставленных вперемешку якорных контактных ЕМС и якорных неконтактных EMF. Помимо этого были выставлены четыре схожих по плотности заграждения на входе в Таллинскую бухту. В общей сложности с 24 марта по 30 апреля противник выставил на заграждении «Насхорн» 6864 мины, в том числе 1365 якорных неконтактных¹²Отчет ФдМ-43. Такой темп и объем постановок не имел себе равных с момента начала войны на Балтийском море. В мае и июне за этим последовала постановка еще четырех заграждений (1219 мин)¹³Посчитано по отчету – одного на входе в Таллинскую бухту, одного перекрывавшего мелководье между маяком Порккала и полуостровом Порккала-Удд и двух из донных неконтактных мин близ сетевого заграждения «Вальросс» в тех местах, где сети не достигали дна. К 29 июня - моменту завершения противником постановок на рубеже Порккалан-Каллбода - о. Найссар – на нем с учетом мин, сохранившихся с 1942 г., стояло почти 10 тысяч смертельных сюрпризов. Плотность заграждения была беспрецедентной - до момента достижения сети, следуя по использовавшемуся в 1942 г. фарватеру, каждой подлодке предстояло бы пересечь 31 линию «Насхорна»!

Здесь же были сосредоточены основные силы противолодочных кораблей. В мае ежедневно на позициях вдоль сетевого заграждения в 2 милях к западу от него находилось четыре тральщика проекта М-35, четыре сторожевых корабля (переоборудованные крупные рыболовные траулеры) и 18 – 20 малых тральщиков проекта KFK¹⁴Подсчитано по КТВ. Тральщики и сторожевики были оснащены ГАС, работавшими в активном режиме, KFK – опускаемыми шумопеленгаторами. Подобной плотности противолодочных кораблей на одном рубеже ранее немецким командованием в ходе Второй мировой войны не создавалось.

Выбор рубежа «Насхорн»/«Вальросс» в качестве основного на кампанию 1943 г. не был случаен. Нахождение его в 300-320 км от аэродромов ВВС КБФ в районе Ленинграда и Кронштадта гарантировало развернутые тут противолодочные силы, как от эффективного воздействия советской авиации, так и легких сил (торпедных катеров) базировавшихся на расстоянии чуть более 100 миль на бухту о. Лавенсари.

К решению задач ПЛО в небе над Финским заливом активно привлекалась и вражеская авиация. Эскадрилья 127-й разведывательной авиагруппы люфтваффе, укомплектованная эстонскими летчиками (гидросамолеты Ar.95 и He.60), и звено финской 6-й авиафлотилии (трофейные бомбардировщики СБ) совершали ежедневно утром и вечером до шести вылетов для поиска подводных лодок и масляных пятен в центральной и западной частях залива. Их усилия дополнялись 1-2 ежедневными вылетами самолетов-разведчиков Ju.88 авиационного звена «Ревель» в восточную часть залива с обязательной разведкой якорных стоянок островов Лавенсари и Сескар.

Вообще же не будет преувеличением считать, что от меридиана о. Гогланд и далее на запад до меридиана Таллина весь Финский залив представлял собой сплошной противолодочный рубеж, который имел своей целью не только воспрепятствовать прорыву наших подлодок в Балтику, но и нанесения им в случае такой попытки максимально тяжелых потерь.

Как было показано выше «План действий подводных лодок КБФ на коммуникациях противника в кампанию 1943 г.» не учитывал всех изменений в ПЛО противника, тем более что многие из элементов были введены уже после начала развертывания подлодок 1-го эшелона 1943 г. Впрочем, кое-какие новые сведения в разведотдел штаба КБФ все же поступали. Так например, 30 марта о работах по постановке противолодочных сетей докладывал в штаб флота командир 15-го разведывательного авиаполка. При этом летчикам удалось обнаружить постановку сетей не только визуально, но и запечатлеть ее на фотопленку¹⁵ЦВМА. Ф. 596. Оп. 42. Д. 81. Л. 265.. 13 мая командующий флотом сообщил командующему Кронштадтским МОР, командиру Островной ВМБ и командиру БПЛ, что, по данным английского адмиралтейства, немцы с 11 мая производили постановку минного заграждения и противолодочных сетей с целью закрыть выход наших кораблей через район островов Сескар и Лавенсаари. В последнем случае речь шла, скорее всего, об ошибочных данных либо дезинформации, но факт остается фактом – никаких дополнительных усилий по выяснению состояния рубежей ПЛО сделано не было. 3 апреля штаб БПЛ направил в штаб флота ходатайство с просьбой дать ВВС КБФ указания по обеспечению развертывания подлодок в Балтийском море. Первым пунктом данного обращения было «вести систематическую воздушную разведку Финского залива до меридиана Порккалан-Каллбоды (выделено мной – прим. авт.) с целью вскрыть систему ДОЗК противника, систему ПЛО и действия противника в Финском заливе»¹⁶ЦВМА. Ф. 9. Д. 12371. Л. 35.. Реакция начальника штаба контр-адмирала М.И. Арапова была весьма раздраженной: «ЗНШ. Все это есть в общем плане. Устно проинформировать т. Верховского (командир БПЛ КБФ – прим. авт.) об этом, несмотря на то, что это он видно знает (подчеркнуто в документе – прим. авт.). 2. Предложить т. Верховскому по этим вопросам не вести переписку т.к. все изложено в документах I отдела. Арапов»¹⁷ЦВМА. Ф. 9. Д. 12371. Л. 35.. Вероятно, такая реакция объяснялась тем обстоятельством, что за день до этого – 2 апреля – появилась директива ВС КБФ №оп/422-сс в которой командующему ВВС флота предписывалось с 1 апреля вести разведку Финского залива с задачей вскрыть систему дозоров и противолодочной обороны противника до меридиана Хельсинки. Чем именно определялась западная граница обследуемого района не понятно, тем более что «Планом подводной войны» предусматривалась разведка по всей глубине залива¹⁸План с. 35.. В любом случае район рубежа «Вальросс»/«Насхорн» в нее не попадал и никакой перепроверки донесения от 30 марта не производилось. Фактически из-за большого количества суток с нелетной погодой в начале апреля сделано было еще меньше. В погожие дни один – два самолета-разведчика Пе-2 вели разведку ледовой обстановки и кораблей противника в восточной и центральной части залива, но ничего нового к имеющимся данным добавить не смогли. Согласно отчетным данным в апреле для дальней разведки Финского залива было произведено 47 самолето-вылетов, в мае – 25, в июне – 24. Сокращение числа вылетов после апреля объяснялось усилением противодействия вражеской истребительной авиации¹⁹Отчет ВВС КБФ 2-й кв. Л. 148-149..

В результате вся выработка способов форсирования Финского залива на кампанию 1943 г. осуществлялась на основании старых разведданных и оценках обстановки, сложившихся к концу предыдущей кампании. Сформировалось мнение, что преимущественное движение подлодок в подводном положении является наиболее выгодным способом, поскольку с одной стороны обеспечивает скрытность от вражеских сил ПЛО, с другой, как считалось, при движении методом максимального прижимания к грунту («на максимальной глубине, имея под килем не менее 5 – 10 метров») позволяет уклоняться от встречи с неприятельскими якорными контактными минами. По опыту кампании 1942 г. при задевании корпусом за минреп у командира, зачастую, оставалось достаточно времени на совершение маневра уклонения. Обеспечить проход над донными неконтактными минами должно было размагничивание подлодок перед походом, а избежать подрыва на антенных минах должна была установка противоминной обрусовки и изоляция выступающих частей корпуса резиной. Три подлодки были оборудованы специальными приборами ПАМ-К, предназначенными для подрыва антенных мин на расстоянии, путем создания в их антеннах тока, достаточного для срабатывания замыкателя. Для увеличения времени пребывания под водой каждая готовившаяся к походу лодка принимала большой запас средств регенерации воздуха, так например Щ-303 приняла 14 баллонов кислорода и 1400 регенерационных патронов²⁰ЦВМА. Ф. 18. Д. 11228. Л. 75.. Замысел прорыва излагался в «Плане» в разделе «Состав и сроки эшелонов»:
«1. Так как для зарядок аккумуляторных батарей ПЛ ПЛ требуется минимум 3 часа темного времени, то развертывание 1-го эшелона должно начаться 7.05.43 г. и быть закончено до 24.05.43 г.
Указанное выше условие диктует начать возвращение первой ПЛ из состава эшелона не ранее 20.07.43 г.
2. Указанный срок выхода и возвращения ПЛ ПЛ 1-го эшелона вызывает необходимость увеличения автономности их которая должна быть доведена:
для ПЛ ПЛ типа «Щ» - 65 суток
для ПЛ ПЛ типа «С» - 70 суток
для ПЛ ПЛ типа «Д» и «Л» - 75 суток
для ПЛ ПЛ типа «К» - 80 суток
для ПЛ ПЛ типа «М» - 15 суток
Указанное увеличение автономности ПЛ ПЛ достигается за счет увеличения запасов всех видов снабжения».

Последующими пунктами данного раздела оговаривалось выделение в состав 1-го эшелона шести субмарин (Щ-303, Щ-323, Щ-408, С-9, С-13, К-52), в состав резерва – двух (Щ-406, С-12) и для проведения разведывательных выходов – двух (М-96, М-102). Для смены 1-го эшелона к 10 июля штаб БПЛ должен был подготовить восемь других лодок. В следующем – 8-м разделе «Плана» - излагались требования и рекомендации по переходу подлодок от Ленинграда до момента окончания прорыва через Гогландский рубеж. Считалось, что на всем этом участке субмарины будут обеспечиваться своими силами, в частности Ленинградской ВМБ, Кронштадского МОР и ВВС флота. Участок от Кронштадта до точки погружения на восточном Гогландском плесе планировалось преодолевать за две ночи с промежуточной покладкой на грунт в районе о. Сескар. Заход и стоянка лодок на Лавенсари разрешались лишь в порядке исключения – при нарушении графика перехода, в связи с наступлением свежей погоды либо при обнаружении минной опасности. Из точки погружения до момента завершения форсирования «Зееигеля» лодки двигались самостоятельно по маршруту через Нарвский залив (проход между банками Неугрунд и Намси), но их прорыв должен был обеспечиваться ударами авиации по вражеским дозорам.

Важная информация содержалась в 9-м разделе «Плана» - «Форсирование подлодками Финского залива на вест от о-ва Гогланд». Штаб флота разработал три маршрута прорыва через Финский залив, из которых наиболее выгодным считался через среднюю часть залива. Им пользовались в 1942 г. подлодки 3-го эшелона, а минное заграждение «Юминда» справедливо считалось сильно разрядившимся. Тем не менее, район маяка Поркаллан-Каллбода требовалось форсировать в подводном положении ночью, после чего без паузы в ночь на 4-е сутки прорыва предполагалось преодолеть и Нарген – Поркалла-Уддский рубеж. Перед этим составители плана предусмотрели лишь одну зарядку (а фактически подзарядку) батарей – на протяжении 4 часов в ночь на 3-е сутки похода в районе острова Вайндло (между точками 59.44,8 с.ш./26.17 в.д. и 59.48,2 с.ш./26.05,8 в.д.). Окончательный выход за пределы устья Финского залива согласно плановой таблице должен был произойти в 23 часа 5-х суток прорыва. Первая и вторая подлодки эшелона в течение прорыва должны были трижды связаться с командованием: по окончанию 1-й зарядки, после прохода Нарген – Поркалла-Уддского рубежа и окончанию 2-й зарядки и после выхода в Балтийское море. Только после получения всех вышеуказанных донесений от обоих кораблей командование собиралось возобновить развертывание остальной части 1-го эшелона.

Еще за шесть суток до того, как 8 апреля командующий КБФ утвердил «План», Военный совет флота отдал директиву №ОП/422сс, согласно которой командиру БПЛ и командующему КМОР надлежало уже 18 – 20 апреля выслать две первые подлодки на позиции в Балтийское море с учетом возвращения их до периода «белых ночей» не позднее 20 – 25 мая. Уже на следующий день комбриг капитан 1 ранга С.Б. Верховский доложил, что «для боевых действий в Балтийском море готовятся ПЛ ПЛ Щ-303, Щ-408, закончившие ремонт и имеющие отработанный личный состав и подготовленных командиров». Щ-303 планировалось направить на позицию в устье Финского залива у маяка Уте, Щ-408 – на позицию в Норчепингской бухте у берегов Швеции. Собственно, выбор у комбрига был невелик – из всех перечисленных в «Плане» десяти подлодок 1-го эшелона в Кронштадте находились только Щ-303, Щ-408, С-12, а также «малютки» М-96, М-102, которые не могли действовать за пределами залива из-за малой автономности. Субмарины же, находившиеся в Ленинграде, можно было перевести в Кронштадт не раньше очищения Невы и Ленинградского морского канала ото льда. Но и после этого они не могли быть незамедлительно отправлены в поход, поскольку нуждались в установке противоминной обрусовки и изоляции, что можно было выполнить только в доках Кронштадского морского завода.

Вероятно, только отсутствием выбора в условиях жестко поставленной боевой задачи можно объяснить, что в своем докладе Военному совету КБФ капитан 1 ранга Верховский, допустил, мягко говоря, большие неточности. Если экипаж и командира Щ-303, совершившей в ходе кампании 1942 г. два боевых выхода, действительно можно было считать «отработанным» и «подготовленным», то к подводникам Щ-408 эти слова не относились ни в малейшей степени. Подлодка была завершена постройкой только в сентябре 1941 г. и включена в состав флота без прохождения вступительных испытаний. С большим трудом на полигонах так называемого «Охтенского моря» (так балтийские подводники называли участок реки Невы между Большим Охтинским и Литейным мостами) экипажу летом 42-го удалось отработать плавание в подводном и надводном положениях, погружение и всплытие. Выход в море в составе 3-го эшелона в октябре 1942 г. сорвался из-за повреждений, нанесенных снарядом, выпущенным осадной батареей, для ремонта которых, подлодка и осталась в Кронштадте на зиму 1942/1943 гг. Ее командир капитан-лейтенант П.С. Кузьмин, назначенный на должность в октябре 1941 г., ранее кораблями не командовал и в боевых действиях на подлодках не участвовал. С учетом вышеизложенного команду Щ-408 можно было считать пригодной для действий в простых условиях обстановки, но никак не в той, что по данным нашей же разведки сложилась в Финском заливе. По всем писаным и неписаным требованиям в такой поход подлодка должна была выйти с обеспечивающим командиром, но роль которого, в первую очередь, должен был быть назначен командир 3-го «щучьего» дивизиона бригады капитан 2 ранга Г.А. Гольдберг. Ничего этого не было сделано командованием бригады, не поднимался вопрос и штабом флота, который должен был контролировать подготовку к выходу.

Возможно, внимание последнего было отвлечено целым рядом серьезных происшествий, которые произошли на бригаде в течение марта - апреля 1943 г. 19 марта на подлодке С-13 при неправильном обращении с боеприпасами, находившимися в кранце первых выстрелов, произошел взрыв 100-мм снаряда, в результате чего смертельное ранение получил один краснофлотец.

Проведенное расследование показало, что его причиной стали невнимательность и халатность в обращении с боеприпасами, вследствие чего Военный совет КБФ принял решение о снятии с должности командира С-13 капитана 3 ранга П.П. Маланченко и замене его на другого командира, ранее подлодками данного типа не командовавшего. В связи с этим 12 апреля Верховский донес в штаб флота о замене С-13 в составе 1-го эшелона на С-4. Ей довелось числиться в составе 1-го эшелона весьма недолго – вечером 30 апреля из-за неправильных действий молодого матроса-электрика, которого никто из должностных лиц не контролировал, произошел взрыв скопившегося водорода одновременно в обеих группах аккумуляторной батареи. Три члена экипажа погибли, четыре получили серьезные ранения, а повреждения, полученные кораблем, по оценке специалистов требовали не менее чем трехмесячного ремонта и смены батареи. Приказом наркома ВМФ командир подлодки и замполит были сняты с должностей, комдив понижен в должности до командира подлодки, а инженер-механик, старшина группы электриков и вахтенный электрик преданы суду военного трибунала.

Обеспечение перехода подводных лодок "Щ-323" и "Щ-406" из Ленинграда в Кронштадт в ночь на 1 мая 1943г.

Однако еще более худшее происшествие произошло буквально несколькими часами позже. Поздно вечером 30 апреля группа в составе двух других подлодок 1-го эшелона – Щ-323 и Щ-406 начала переход из Ленинграда в Кронштадт по Ленинградскому морскому каналу. Внезапно на Щ-406, которая шла первой, вышел из меридиана гирокомпас (виной тому была халатность командира БЧ-5), и руководитель перехода командир 2-го ДПЛ капитан 2 ранга В.А. Полищук приказали Щ-323 идти головной. Это указание оказалось явно непродуманным — на «323-й» не было штурманской прокладки маршрута перехода и координат протраленного фарватера. Из-за снежных зарядов корабли быстро потеряли друг друга из вида. Буксир, который по плану должен был находиться в точке поворота на обходной фарватер (в районе были обнаружены мины противника), отсутствовал. Пройдя по прежнему курсу еще 4,5 кбт, в 00.25 Щ-323 внезапно подорвалась на донной мине и сразу же затонула на глубине 7 м. Из-за наступления рассвета и угрозы обстрела береговыми батареями противника сторожевые катера успели спасти лишь дивизионного штурмана, сигнальщика и штурманского электрика, которого выбросило на поверхность через рубочный люк с пузырем воздуха. К этому времени на лодке в живых оставалось еще не менее 15 человек. Считая, что наверху идут спасательные работы, личный состав выстрелил одну из кормовых торпед и начал выход из лодки в приборах ИСА-М. Этим способом «щуку» покинуло 11 подводников, но, как выяснилось, их никто не ждал — опасаясь вражеского обстрела, катера ушли в Кронштадт. С наступлением темноты, вернувшимся к месту катастрофы охотникам, удалось подобрать лишь двух краснофлотцев — остальные в течение дня погибли от осколков или переохлаждения.

Главным виновником гибели Щ-323 командование бригады определило ее погибшего командира капитана 2 ранга А.Г. Андронова, «допустившего самотек в управлении маневром корабля» и допустившего проскок точки поворота из-за отсутствия таблиц соотношения числа оборотов машин со скоростью корабля. Впрочем, значительная часть личного состава бригады придерживалась на этот счет иного мнения. «Одна группа настроений – значилось в месячном политдонесении бригады, - выражает обвинение по адресу штаба и руководства операцией по проводке ПЛ ПЛ и средства обеспечения ОВРа.

Тращенко, капитан-лейтенант, помощник командира ПЛ Щ-309 сказал: «В гибели ПЛ повинен штаб, который не сумел обеспечить такой операции как следует». Краснофлотец Николаев, ПЛ Щ-318, говорил: «В гибели подлодки личный состав не виновен. Вся вина – на организаторах проводки лодки». Капитан-лейтенант Игнатьев, член ВКП(б), помощник командира ПЛ К-56 в кают-компании заявил: «Лодка погибла потому, что было плохое обеспечение. Вот люди вышли из ПЛ, а помощи им не оказали. Почему такое отношение к людям?»²¹ЦВМА. Ф. 18. Д. 23486. Л. 88.

Это отразилось на и без того недостаточно высоком, после потерь 3-го эшелона, боевом духе подводников, и, кроме того, углубило уже имевшийся конфликт между личным составом подплава и новым (назначен 27 января 1943 г.) комбригом Верховским. В его служебной характеристике за 1943 г. командующий флотом написал «Сам капитан 1 ранга Верховский и его штаб оказались в хвосте настроений отдельных командиров лодок. Дисциплина на бригаде низкая. Капитан 1 ранга Верховский, вступив в командование бригадой, долгое время не мог наладить правильных взаимоотношений с начальником Отдела подводного плавания²²Имеется в виду предшественник Верховского на должности командира бригады ПЛ КБФ капитан 1 ранга А.М. Стеценко, руководивший действиями БПЛ КБФ в кампании 1942 г.. В море ходить не любит. Ни одного похода, даже до островов (имеются в виду о-ва Лавенсари и Сескар – прим. авт.), т. Верховский не возглавил. Много совещается с подчиненными командирами. Сам решения принимает без желания. Оперативно-тактическая подготовка достаточная. На знаниях т. Верховского как подводника сказалось пребывание почти 2 года на фронте²³С ноября 1941 г. по январь 1943 г. Верховский командовал 69-й морской стрелковой бригадой, сражавшейся в составе 7-й отдельной армии на р. Свирь.. Мало уделяет внимания хозяйственным вопросам»²⁴ЦВМА. Личное дело С.Б. Верховского.. Из всего вышеизложенного можно сделать закономерный вывод, что большим авторитетом у подводников новый комбриг не пользовался, а серия чрезвычайных происшествий на соединении обнажило наличие проблемы и в глазах вышестоящего командования.

Тем временем мероприятия по развертыванию 1-го эшелона лодок шли своим чередом. 20 апреля командующий КБФ подписал директиву ВС КБФ №ОП/517сс, которой ставил новые задачи перед командующим ВВС и командиром КМОР. В ней никаких задач по воздушной разведке не ставилось, а главным районом нанесения бомбо-штурмовых ударов определялись дозоры в районе о. Гогланд – о. Б. Тютерс – Вигрунд²⁵.... Одновременно требовалось «немедленно приступить к бомбардировочным действиям по МЗ-М противника в районе Б. Тютерс – б. Неугрунд – б. Вигрунд». Для маскировки маршрута форсирования заграждения «Зееигель» через Нарвский залив требовалось произвести отвлекающие бомбардировки заграждений юго-восточнее и северо-восточнее о. Гогланд. Даже по отчетным данным эффект от этих бомбардировко был невелик. Совершив 65 самолето-вылетов бомбардировщиков Ил-4 и 75 гидросамолетов МБР-2, израсходовав 473 бомбы ПЛАБ-100 и 200 ФАБ-100 удалось вызвать всего 48 «взрывов большой силы»²⁶Отчет Л. 142.. От примерно 5300 мин, находившихся в данном районе, это была сотая доля процента.

Задача по уничтожению дозоров противника на заграждении «Зееигель» выполнялась ВВС флота с еще меньшим качеством. Первые вылеты с целью атаки вражеских кораблей в Нарвском заливе были произведены еще 14 апреля – в день начала подновления немцами своих минных полей. Успехом они не увенчались: цель смогла найти только одна группа истребителей И-153. Атака четырех «чаек» на отряд, состоявший из 15 тральщиков и БДБ, была обречена на неуспех. Вторая группа при заходе на цель была перехвачена группой финских истребителей и потеряла один И-153 поврежденным и разбившимся при посадке. Группы штурмовиков Ил-2 цель вообще не нашли. Немцам в те сутки удалось выполнить задачу лишь частично – из-за внезапно засвежевшей погоды были выставлены два из четырех запланированных, после чего отряды минных постановщиков ушли на якорную стоянку Киркомансаари в финских шхерах. Там 18 апреля они подверглись удару наших штурмовиков. Незначительные повреждения получили один тральщик и баржа, мы потеряли один Ил-2. Обеспокоенное сосредоточением десантных судов противника в финских шхерах (ранее из ГМШ поступала информация о подготовке немцами десантов на острова Лавенсари и Сескар), командование флотом распорядилось продолжать удары по кораблям в Хаппасарских шхерах и в последующие дни. 20, 21 апреля и 2 мая под удар штурмовиков попадали несшие там дозор финские канонерские лодки. Результатом налетов стало тяжелое повреждение канлодки «Турунмаа» (приткнулась к отмели, но впоследствии поднята и отремонтирована противником) и потеря нами еще двух штурмовиков, один из которых был сбит в воздушном бою. В результате до того момента, когда из Лавенсари на запад вышла первая подлодка, дозор на «Зееигеле» подвергся всего двум воздушным ударам четверок штурмовиков – 4 и 11 мая. Вражеское соединение никаких потерь не понесло, мы же лишились одного Ил-2 сбитого зенитным огнем и еще одного получившего повреждения. 16, 20 и 21 мая состоялось четыре групповых авиаудара по дозору, в которых приняли участие в общей сложности 18 «илов». И вновь никаких результатов, кроме потерь с нашей стороны (сбито три Ил-2, один поврежденный в бою разбился при посадке), не имелось. Помимо штурмовиков регулярно вражеский дозор атаковывался небольшими группами истребителей И-153 и И-15бис из состава дислоцировавшегося на Лавенсари 71-го краснознаменного истребительного авиаполка, но и им не удалось добиться никаких успехов. Главной причиной столь низкой эффективности помимо малочисленности штурмовой авиации КБФ (всего один полк, имевший к началу 2-го квартала 30 исправных Ил-2) было сильное противодействие вражеских истребителей, стремившихся перехватить каждую группу наших самолетов в небе над восточной частью залива. Это обуславливало необходимость придания штурмовикам сильного воздушного эскорта, а в случае если по какой-то причине его обеспечить не удавалось, вылет штурмовиков прерывался. 18 мая в своей телеграмме командиру 9-й штурмовой авиабригады вице-адмирал Трибуц обратил внимание на случай прекращения полета из-за якобы недостаточного прикрытия истребителями, и два случая безрезультатных вылетов по данным разведки из-за опоздания со взлетом самолетов с аэродрома. По его мнению, среди руководящего состава 7-го гвардейского штурмового авиаполка укоренилась нездоровая тенденция – летать с большим истребительным прикрытием. В той же авиачасти из-за неорганизованности и слабой подготовки только за первую половину мая произошли одна катастрофа и две аварии. Не ставя под сомнение справедливость последнего упрека, следует отметить, что только в течение мая ВВС КБФ потеряли в воздушных боях бомбардировщик, три штурмовика и 19 истребителей, а еще 17 самолетов, принадлежавших к этим же родам авиации не вернулись на базы по неизвестным причинам, что также в большинстве случаев означало гибель от ударов воздушного противника²⁷Подсчитано по «Потерям самолетов ВМФ». В условиях нерешенности вопроса обладания господством в воздухе над Финским заливом налеты наших штурмовиков на неприятельские корабельные дозоры не могли быть эффективны.

Перед силами Кронштадского МОР, а точнее начавшей формирование 20 апреля Островной ВМБ уже упомянутой директивой №ОП/517сс была поставлена задача демонстративными действиями отвлечь силы противника от участка прорыва подлодок в Нарвском залив, а также нанести потери вражескому дозору. Из-за обилия плавающего льда и неготовности катеров силы ОВМБ приступили к решению этих задач с ночи на 7 мая, то есть непосредственно перед прорывом первых подлодок. Для этого пришлось использовать практически все имевшиеся на Лавенсари исправные катера, сняв их с несения базового дозора. В первую ночь две группы, насчитывавшие в общей сложности четыре сторожевых катера МО, произвели бомбометания по минным полям севернее и южнее о. Гогланд. Катерам удалось подорвать 17 мин, но при возвращении на мелкопоставленной мине подорвался и затонул МО №209. На следующую ночь отряд, включавший в общей сложности пять МО и три бронекатера, вышел для нападения на дозор. Отряд разбился на группы, лишь одной из которых удалось обнаружить силы противника. Хотя моряки даже несколько преуменьшили силы неприятеля (они приняли тральщик и три тяжелых плавбатареи за два сторожевых корабля и два катера), они посчитали его намного сильнее собственного (три МО) и от боя уклонились. В отчете ОВМБ за 2-й квартал 1943 г. в качестве вывода по данной акции значилось: «Посылка незначительного количества катеров «МО» на линии дозоров противника с задачей их уничтожения – явно обреченная на неудачу операция и особенно с качеством катеров «МО», уступающим СКР и СКА противника в вопросах хода и вооружения»²⁸ЦВМА. Ф. 246. Оп. 5. Д.3. Л.4..

Ни одного из этих «демонстративных» выходов противник не заметил, зато воспользовался ослаблением дозоров, и в ночь на 8 мая выставил своими катерами на входном фарватере Лавенсари минное заграждение из восьми неконтактных мин. Катера были обнаружены и входной фарватер своевременно закрыли для плавания, но из-за отсутствия на Лавенсари неконтактных тральщиков своевременно протралить не успели, как не успели оповестить об этом командование КМОР.

В штабе флота прекрасно понимали значение фактора времени и торопились вывести в море первую пару подлодок до начала периода «белых» ночей. 28 апреля Военный совет КБФ отдал директиву №ОП/576сс, в которой приказывал командующему КМОР капитану 1 ранга Г.И. Левченко в ночь на 3 мая приступить к проводке Щ-303 и Щ-408 из Кронштадта до точки погружения западнее Лавенсари. С учетом того, что траление началось практически одновременно с отдачей директивы, срок начала проводки был заведомо нереален. 2 мая Левченко доложил командующему флотом, что траление фарватеров в районе Кронштадт – Лавенсаари задерживается из-за наличия густого плавучего льда, и просил перенести выход подводных лодок на 4 - 5 мая. В конечном итоге срок был окончательно назначен на вечер 7 мая.

В 22.30 из Кронштадта вышел отряд, включавший обе подлодки в сопровождении пяти быстроходных тральщиков, шести сторожевых катеров и двух дымзавесчиков. Отряд к 01.00 8 мая дошел до маяка Шепелевский, где субмарины легли на грунт до 22.30. На следующую ночь отряд продолжил движение. По первоначальному замыслу подлодки должны были сопровождаться до следующего места покладки на грунт вблизи о. Пенсар и лишь на третью ночь до места погружения перед началом самостоятельного прорыва на восточном Гогландском плесе. Жизнь внесла свои коррективы в этот замысел. На переходе на Щ-303 вышел из строя эхолот и по информации командира лодки починить его своими силами в течение похода было невозможно. Командир эскорта командир ОВРа КМОР капитан 2 ранга Ю.В. Ладинский принял решение вести подлодки на рейд Лавенсари, где в зависимости от обстановки окончательно принять решение о том, кого из них и когда выводить на восточный Гогландский плес. В 04.10 9 мая у входа в островную бухту Норре-Капельлахт эскорт был встречен катером с начальником штаба ОВМБ, но тот ничего не сообщил о минировании входного фарватера. В результате БТЩ-210 подорвался на донной мине и получил серьезные повреждения, еще одна взорвалась на безопасном расстоянии от БТЩ-215. В связи с невозможностью войти на стоянку, подлодки легли на грунт в 2 милях северо-восточнее входа в бухту. Узнав о случившемся, вице-адмирал Трибуц приказал расследовать происшествие, а также проверить магнитными тралами и бомбометанием район взрыва мин и подходы к рейду. Выход подводных лодок теперь задерживался до завершения траления. Оно началось вечером 10 мая, но вскоре было прервано из-за наступления густого тумана и продолжилось с 9 ч утра 11 мая. В течение этих и предыдущих суток катера МО взорвали в районе входного фарватера 109 глубинных бомб, от которых сдетонировала одна донная мина. Проводившееся одновременно траление неконтактными тралами успеха не имело. Тем не менее, этот результат был сочтен достаточным для возобновления операции. Когда с наступлением темноты 11 мая Щ-303 всплыла, ей приказали занять место в эскорте, взявшем курс на восточный Гогландский плес. В 01.31 «щука» погрузилась в заданной точке, а эскорт повернул на Лавенсари. Несомненным успехом советской стороны было соблюдение скрытности на всех этапах проводки подлодок – судя по немецким материалам вражеская разведка обнаружила передвижения тральщиков и сторожевых катеров, но осталась в неведении относительно их целей.

В те же ранние часы 12 мая силами двух катеров МО был проведен демонстративный обстрел о. Гогланда. Поскольку одновременно остров подвергся удару нашей авиации, обстрел с моря, произведенный малыми силами даже не был замечен противником. Поскольку это был третий и последний выход катеров ОВМБ с целью обеспечения прорыва подлодок, общий итог этих действий можно подвести как неудовлетворительный. И все же в целом задача была решена удовлетворительно – противник не знал о выходе Щ-303 в боевой поход и не предпринял в связи с этим дополнительных мер, хотя, как было показано выше, уже принятые им меры создали для наших подлодок весьма сложную обстановку в заливе.

С большим нетерпением в штабе флота и бригады ждали сообщения от Щ-303 о прорыве Гогландского рубежа, но проходили дни, затем неделя, а его не все поступало. Как выяснилось много позже, форсирование залива сразу пошло с отставанием от плановой таблицы. На то, чтобы достичь первого района зарядки у «щуки» ушло двое вместо одних суток. Это объяснялось незапланированными покладками на грунт в Нарвском заливе при уклонении от кораблей немецкого дозора. В то же время форсирование Гогландского рубежа было осуществлено скрытно и без задевания за минрепы мин. Более серьезные отклонения произошли в графике зарядки батареи. Составители «Плана подводной войны» отвели на это всего 4 часа в течение одной ночи. Фактически же Щ-303 для полной зарядки²⁹Плотность батареи увеличена с 17 до 28 градусов Боме. потребовалось в общей сложности 9 часов, но поскольку лодке приходилось часто погружаться от самолетов и финских сторожевых катеров (район зарядки оказался случайно расположен поблизости с центром района противолодочного патрулирования «Е») на это ушло четыре ночи. В ночь на 15 мая на борту «щуки» приняли указание комбрига немедленно донести о форсировании Гогландского рубежа, но командир подлодки капитан 3 ранга И.В. Травкин решил не отвечать, поскольку субмарина продолжала оставаться в районе, а выход в эфир мог дать противнику данные о ее местонахождении и спровоцировать поисковую операцию. Впоследствии это решение было признано правильным.

Лишь около 2 часов ночи 17 мая после завершения зарядки подлодка передала сообщение о завершении форсирования рубежа. Радиограмма представляла собой одну группу цифр (слово «Аист») без позывных и служебных сочетаний, переданную с предельной быстротой – всего за 1,5 – 2 секунды, - а кроме того, в нарушение инструкции по связи не был сделан повтор спустя 15-20 минут. Все эти нарушения были осуществлены по прямому приказанию командира подлодки, который, несмотря на оставление района, продолжал опасаться радиопеленгования. По времени и волнам передача совпала с трансляцией московской широковещательной радиостанции, передававшей материалы для районных газет. Потому не удивительно, что, несмотря на тот факт, что дежурство на нужной волне осуществляли 10 радиоприемных центров КБФ, радиограмма от Щ-303 так и не была принята. Следующее сообщение, согласно «Плана» должно было последовать из района зарядки, расположенного западнее «Насхорна», но поскольку туда Щ-303 добраться так и не смогла, субмарина продолжала молчать на протяжении еще девяти суток.

Можно справедливо критиковать командира «щуки» за нарушения боевого приказа и инструкции по связи. Не вызывает сомнения то, что они привели к неверной оценке обстановки командованием. В штабе КБФ Щ-303 сочли погибшей в Нарвском заливе, а подготовленный для нее маршрут форсирования – непригодным для прохода. Затянувшееся ожидание радиограммы с субмарины привело к большой задержке с развертыванием 1-го эшелона в целом, вследствие чего последующим подлодкам пришлось выйти в море, когда продолжительность темного времени суток сократилась до минимальных значений. Однако, отмечая эти недостатки, следует признать и тот факт, что составители «Плана подводной войны» не предусмотрели ни возможности задержки подлодок в районе зарядки, ни резервных районов, куда они могли бы уйти для пополнения запасов электроэнергии в том случае, если основной район по какой-то причине оказывался непригоден. В дальнейшем это обстоятельство, как представляется, стало одной из главных причин гибели Щ-408.

Это подводная лодка продолжала незаметно для противника базироваться на Лавенсари до вечера 18 мая. Согласно донесению командующего флотом наркому ВМФ о ее гибели, за время нахождения там экипаж отработал некоторые задачи боевой подготовки и произвел замеры соответствия числа оборотов машин скоростям хода, чего ранее из-за отсутствия ходовых испытаний экипаж не делал. 17 мая – в день, когда Щ-303 дала свою никем не принятую радиограмму – командующий КМОР приказал командиру ОВМБ вывести Щ-408 в точку погружения на восточном Гогландском плесе в ночь на 19 мая. Это решение было явно согласовано с командованием флота, которое не могло больше ждать с развертыванием 1-го эшелона. Фактически время для этого было уже упущено: до наступления «белых» ночей можно было вывести в поход только Щ-408, поскольку следующая пара подлодок – Щ-406 и С-12 – могла прибыть в район Лавенсари не ранее 22 – 23 мая. В тот же день командир БПЛ приказал командиру Щ-408 воспользоваться для форсирования Гогландского рубежа другим маршрутом, а именно проходом между банкой Викала и о. Большой Тютерс, использовавшимся для выхода в море подлодками 3-го эшелона в кампанию 1942 г. Как нам известно из данных противника, этот район был заминирован гуще, чем Нарвский залив.

В 01.00 19 мая Щ-408 была оставлена эскортом в точке погружения, после чего приступила к самостоятельному прорыву Гогландского рубежа. Поскольку подлодка погибла, точных данных о ее походе не имеется. Можно предположить, что в течение дня субмарина успешно форсировала заграждение «Зееигель» и, будучи не обнаруженной противником, к утру 20 мая должна была прибыть в район зарядки западнее о. Вайндло. В ночь на 21 мая «щука», вероятно, смогла частично пополнить запасы электроэнергии, но, как и в предыдущем случае с Щ-303, этому наверняка мешали пролеты самолетов и проходы патрульных катеров, так что командиру пришлось остаться в данном районе для продолжения зарядки. Впрочем, нельзя полностью исключить и того, что вышедший в первый поход П.С. Кузьмин действовал излишне осторожно и, проводя слишком много времени под водой после каждого контакта с противником, вообще не успел зарядить батарею за недолгое ночное время. Однако даже в этом случае на лодке должны были оставаться достаточные для маневрирования в пределах района зарядки запасы электроэнергии – пройденный ею при форсировании Гогландского рубежа путь был значительно короче кружного маршрута Щ-303 через Нарвский залив.

До этого момента Щ-408 смогла соблюдать скрытность, но в 12.40³⁰По немецкому летнему времени. На час меньше московского времени. 21 мая ее присутствие по масляному пятну было обнаружено гидросамолетом люфтваффе, управлявшимся эстонским экипажем. Относительно причины утечки топлива можно только догадываться, но из опыта кампании 1942 г. известно, что, как правило, это являлось следствием нарушения герметичности сварных швов топливно-балластных цистерн. Поскольку штормовую погоду как причину появления трещин можно исключить, остается предположить, что они возникли в результате удара о каменистый грунт при движении по методу отгибания дна или при покладке. Погода в этот день – северо-восточный ветер силой 1 балл, волнение 0 баллов, безоблачное небо – способствовали обнаружению, поскольку при отсутствии волнения топливное пятно не размывалось, а сохраняло компактную форму.

Согласно материалам противника пятно было свежим и имело ярко выраженное направление перемещения сначала на запад, а затем на восток. Самолет сбросил две бомбы и пакет с красящим составом, что облегчило восстановление контакта высланным в район противолодочным силам. В 15.35 подлодка была атакована глубинными бомбами с финского самолета СБ. Экипаж трофейного бомбардировщика, в свою очередь, при помощи сбрасываемого вымпела сообщил о контакте находившейся поблизости сторожевой группе, состоявшей из трех немецких БДБ. В 16.16-16.28 по наведению с самолета баржи бомбардировали район топливного пятна, сбросив 16 глубинных бомб. После атаки на поверхности были замечены воздушные пузыри и новый выброс топлива. Проведение атаки значительно облегчалось тем, что противник справедливо полагал, что подлодка с целью экономии электроэнергии ляжет на грунт (глубина в районе атаки была 71 – 72 м) и знал точно, на какую глубину подрыва ему следует выставлять взрыватели бомб. В месте наиболее интенсивного выделения топлива был выставлен буй, после чего баржи легли в дрейф. Около 21.30 бомбардировка была повторена по наведению с другого самолета. После атаки баржи приступили к пеленгованию при помощи опускаемых станций и смогли обнаружить шум, по-видимому, издаваемый помпой.

В этой сложной ситуации и проявилось отсутствие боевого опыта у командира «щуки» П.С. Кузьмина. При сравнении с другими подобными ситуациями, она не выглядела безнадежной. Оптимальным решением являлся скрытный переход в другой район, где лодке следовало возобновить зарядку. Вместо этого командир принял решение всплыть для передачи радиосообщения. Что могло заставить его пойти на столь рискованный шаг? Наиболее вероятными представляются две версии: на подлодке сложилась критическая ситуация из-за исчерпания запасов электроэнергии, а возможно и сжатого воздуха, либо из-за боевых повреждений, и переход в другой район был невозможен. При этом командир отдавал себе отчет в опасности всплытия, но не имел иного выхода. Против этого предположения говорит то, что в последующей радиограмме Кузьмин охарактеризовал повреждения подлодки от сил ПЛО как незначительные, а для пополнения запасов электроэнергии и ВВД, которые не могли быть полностью исчерпаны при прорыве, имел предыдущую ночь.

Второе предположение выглядит с нашей точки зрения более вероятным: не имея возможности спокойно зарядиться на протяжении второй ночи подряд и не сомневаясь в утрате скрытности, Кузьмин понадеялся на поддержку, которую в районе Вайндло теоретически могли бы оказать его лодке ВВС флота. При этом он не до конца отдавал себе отчет в опасности всплытия, пусть даже непродолжительного для передачи радиограммы. Трудно сказать, знал ли он в этот момент о присутствии поблизости кораблей противника, поскольку, лежа в дрейфе, баржи не издавали шума винтов, а осмотр горизонта в перископ в условиях сумерек никакого результата дать не мог.

Нельзя исключить и того, что он недооценил боевые возможности БДБ³¹Каждая из них обладала одним 75-мм полевым орудием на морском станке, двумя 20-мм зенитными автоматами, 18 малыми глубинными бомбами и опускаемой шумопеленгаторной станцией. или принял их за сторожевые катера, уступавшие подлодке в артиллерийском вооружении. В любом случае после отрыва от грунта ему следовало уйти из того района, где его в последний раз бомбили, и лишь потом всплывать в надводное положение. Любое из сделанных нами предположений, а, по крайней мере, часть из них, исходя из характера последовавших событий, должна подтверждаться, говорит не в пользу высокой тактической подготовки командира.

Согласно немецким документам Щ-408 всплыла в 01.49 (в 02.49 по московскому времени) в 700 метрах от баржи «F 188», которая сразу же открыла огонь из 75-мм орудия и 20-мм автоматов. Спустя несколько минут к ней присоединились и две другие баржи. В 02.55 и в 02.58 приемные радиостанции КБФ получили от Щ-408 две радиограммы, общее содержание которых было следующим: «Атакован силами ПЛО, имею незначительные повреждения. Противник не дает заряжаться. Прошу выслать авиацию. Мое место Вайндло». Вторая радиограмма являлась, по всей вероятности, незаконченным повтором первой, поскольку в ней содержалась информация только об атаке силами ПЛО и незначительных повреждениях. Закончить передачу, по-видимому, помешали боевые повреждения. Вот как описывался бой в донесении немецкой 24-й десантной флотилии:
«Однозначно наблюдались одно прямое попадание (75-мм снаряда – прим. авт.) в центре кормовой части в булевую цистерну и одно прямое попадание в корпус лодки за рубкой. При этом упала прислуга вражеского 3,7-см орудия (так в документе, фактически Щ-408 была вооружена двумя 45-мм пушками – прим. авт.) и был виден небольшой взрыв с появлением дыма. Плюс к тому наблюдалось попадание на четверть длины позади рубки в булевую цистерну в район ватерлинии. После этого лодка заметно потеряла скорость и начала медленно оседать кормой. При этом наблюдалось еще одно попадание в заднюю оконечность рубки, там, где начиналась уже полностью погрузившаяся кормовая часть. Другие попадания тоже скорее всего были, так как все всплески ложились вблизи корпуса лодки. Плюс к тому ясно наблюдались два попадания 7,5-см снарядов в кормовую часть с баржи «F 189». В это же время 2-см зенитные автоматы стреляли по лодке короткими очередями. Каждая очередь ложилась очень хорошо, и было видно, как падает прислуга вражеской артиллерии, постоянно сменяемая… Подлодка остановилась на месте и в таком положении в 02.00 погрузилась. Форштевень торчал из воды еще около 1 минуты, и незадолго до нашего прибытия на место погружения ушел на глубину. Всплески тяжелой артиллерии, калибра примерно 10,5-см ложились около «F 188», примерно в 50-200 м недолетом или перелетом. Было лишь одно попадание из 3,7-см зенитки в надстройку на носу «F 188». Остальные снаряды 3,7-см зенитки шли перелетом над «F 188» в 20-50 см. Мы остановились на месте гибели подлодки и наблюдали очень сильное выделение воздуха и масла. Также были видны два свежих обломка дерева квадратной формы длиной около 1 м»³²Приложение 6 к КТВ 24-й дес. флотилии за 2-ю пол. мая 1943 г..

Картина повреждений Щ-408 дополняется материалами обследования ее остова на грунте³³Остов Щ-408 был обнаружен 22 апреля 2016 г. в ходе проведения международной подводно-поисковой экспедиции «Поклон кораблям Великой Победы», совместно с финской командой дайверов SubZone, при сканировании морского дна гидролокатором бокового обзора, в территориальных водах Эстонии.. «Лодка лежит курсом на восток, без кренов, с легким дифферентом на нос, утонув в грунте по ватерлинию, то есть осмотру доступна только рубка и верхняя часть корпуса, за исключением кормовой оконечности, которая видна целиком. – Указывается в поисковом отчете экспедиции. – Оба 45-мм орудия лодки находятся в боевом состоянии, установлены съемные оптические прицелы, отсутствуют дульные пробки. Оба орудия развернуты на левый борт, носовое орудие повернуто на «10 часов», кормовое орудие на «7 часов». Рядом с обоими орудиями лежат открытые снарядные ящики и отдельные снаряды.
Часть корпуса лодки, доступная для осмотра, не имеет значительных повреждений.

Все видимые повреждения видны только в районе рубки: Вероятно, взрыв глубинной бомбы согнул леера носового орудия с левого борта. Вероятно, взрывом глубинной бомбы сорвана с петель и лежит на палубе дверь для выхода на палубу расчета носового орудия. Попадания одного или нескольких 75-мм снарядов в заднюю стенку рубки. С левого борта рубки, в районе мостика, видны пробоины как минимум двух 75-мм снарядов и около десятка более мелких пробоин от 20-мм снарядов или осколков. На мостике с левого борта, напротив пробоины от снаряда, был обнаружен пистолет-пулемет ППШ, принадлежавший, вероятно, командиру лодки». С учетом данных обследования можно придти к выводу, что гибель субмарины наступила не в результате разрушения прочного корпуса глубинными бомбами в ходе последующих атак немецких и финских кораблей 22 и 23 мая, а в результате полного израсходования запасов ВВД и электроэнергии, повреждения цистерн главного балласта и вероятной гибели командира в артиллерийском бою в ночь на 22 мая, а также, возможно, в связи с отказом оставшихся моряков поднять корабль на поверхность из опасения захвата его противником.

В отечественной исторической литературе новейшего времени часто приводится мнение, что командование КБФ никак не отреагировало на просьбу командира Щ-408 о помощи подлодке авиацией, тем самым бросив ее на произвол судьбы. Документы показывают, что такая оценка неверна. Другое дело, что командование не поняло, что «щука» нуждалась в незамедлительной помощи, поскольку уже вела бой – в радиограмме об этом не говорилось. Впрочем, даже если бы говорилось, повлиять на ситуацию авиация Балтфлота вряд ли смогла, поскольку на подготовку к вылету (никаких дежурных звеньев ударных самолетов для помощи прорывающимся подлодкам ни составители «Плана подводной войны», ни директив ВС КБФ не предусмотрели) и прибытие к месту боя самолетам требовалось не менее часа, в то время как бой с баржами, в течение которого Щ-408 получила фатальные повреждения, длился всего 11 минут. Фактически первая группа самолетов в составе 10 истребителей Ла-5 4-го гвардейского иап появилась в районе боя около 11.30, или через 8,5 часов после последнего погружения лодки. Они безрезультатно обстреляли баржи, а на обратном пути потеряли один истребитель в результате внезапной атаки финских «мессершмиттов». Именно активность неприятельской авиации помешала командованию ВВС КБФ отправить к месту боя ударные самолеты, а налеты истребителей заведомо не могли дать нужного эффекта.

Этот недостаток попытались компенсировать организацией ночных вылетов бомбардировщиков и штурмовиков. Расчет при этом делался на хорошую видимость в период «белых» ночей, которой, в то же время было недостаточно для визуального обнаружения самолетами друг друга и перехвата истребителями. В ночь на 23 мая с целью атаки противолодочных кораблей в районе Вайндло было послано три СБ, четыре Ил-2 и два МБР-2. Кроме того, для бомбардировки кораблей в район банка Калбодагрунд – о. Найсаар, то есть дальше на запад, где по расчетам командования могла оказаться оторвавшаяся от преследования Щ-408, вылетели еще три Ил-4 и три МБР-2. Лишь один Ил-4 смог обнаружить группу барж, преследовавших Щ-303 (речь об этом ниже), а два Ил-2 нанесли удар по неизвестным катерам, скорее всего являвшихся эстонскими рыболовными судами. Остальные самолеты не обнаружили кораблей и нанесли удар по запасным целям – батареям и постам наблюдения в бухте Кунда, на островах Вайндло, Родшер, Большой Тютерс и Гогланд. Используя столь незначительные силы и столь несовершенные методы атаки рассчитывать на необходимый эффект не приходилось. Тем не менее, ночные атаки вражеских кораблей в сумерки одиночными самолетами с горизонтального полета с этого момента стали главным методом ударов по противолодочным силам противника вплоть до момента окончания развертывания 1-го эшелона подлодок в 10-х числах июня.

В начале третьей декады мая ситуация в глазах штаба КБФ выглядела следующим образом: Щ-303, по-видимому, погибла, а Щ-408 продолжала прорыв через Финский залив. В Кронштадте в готовности к выходу находились Ш-406 и С-12. Еще 12 мая Военный совет КБФ распорядился о переводе туда до 18 мая оставшихся лодок 1-го эшелона – С-9, К-52 и выделенной на замену С-4 субмарины Д-2. С-9 перешла в Кронштадт в ночь на 18 мая, но нуждалась в доковании для установки обрусовки и изоляции, так что не была готова до конца месяца, остальные остались в Ленинграде – Д-2 до 12 августа, К-52 до конца кампании. Из состава следующей группы – Щ-307, Щ-318, Щ-407, которую Военный совет потребовал перевести до 1 июня, – в ночь на 27 мая в Кронштадт перешли Щ-381 и Щ-407, но их высылка в море с учетом срока окончательной готовности уже теряла всякий смысл. Таким образом, единственным реальным усилением 1-го эшелона могли стать Щ-406 и С-12, операция по проводке которых к Лавенсари началась вечером 23 мая.

Если политико-моральное состояние экипажей первой пары подлодок было вполне удовлетворительным, а на Щ-408, впервые выходившей в поход даже высоким, то об экипажах второй пары этого сказать было нельзя. Тяжелые потери 3-го эшелона 1942 г., слухи о гибели Щ-303 и Щ-408, а также катастрофа Щ-323 породили у моряков настроения обреченности и подозрения в том, что командование проявляет полное безразличие к их судьбе.

«В день выхода ПЛ Щ-406 и С-12 - писалось в политдонесении - среди личного состава этих подлодок имели место случаи грубых нарушений воинской дисциплины и нарушений организации службы. Выразилось это прежде всего в пьянстве. На С-12 было 7 пьянок… Степень опьянения людей была разной, до полного опьянения дошли 3 человека…
На «Щ-406» пьяных (также в разной степени) было больше: не менее 1/3 личного состава… На этой лодке часть личного состава вела себя возмутительно: грубое отношение к командирам, демонстративное проявление недовольства командованием бригады и т.д. Лодка выходила на девиацию. Вернулась она за 1,5 – 2 часа до выхода и подошла к пирсу. Командир бригады приказал общение с берегом прекратить и на берег и на пирс никого с лодки не выпускать. Именно это обстоятельство и вызвало резкое недовольство. Недовольство это выразил секретарь парторганизации Зименков. В присутствии всего личного состава с матом он кричал: нашу лодку ненавидят, издеваются над личным составом, не доверяют нам. Мы прощаемся с Родиной, а нас не выпускают даже на пирс. Но мы все равно вернемся с победой, а все остальные погибнут! С трудом удалось заставить Зименкова замолчать. Но начало было положено, обстановка нервности и возбужденности была создана. Отдельные бойцы пытались самовольной уйти с лодки, говорили, что «нам теперь все равно». Попытки эти были пресечены, относительный порядок был восстановлен вмешательством командира бригады, лодка вышла.
Командиры лодок тт. Осипов и Тураев пошли в море трезвыми…
Причины всех этих явлений:
1. Слабость работы командного состава и отсюда – крупные недостатки в организации…
2. Настроение обреченности, безнадежности. Эту обреченность вслух высказали 3-4 человека («нам все равно»), но факт пьянки в день отхода лодки, характерен в этом смысле. С другой стороны люди старались обрести уверенность в победу с помощью диких вещей: на «С-12» настроение личного состава было поднято обнаружением крысы на лодке. Считается, почему-то, что раз крысы не ушли с корабля, значит он не погибнет.
3. Слабость политической работы. Я считаю ошибкой то обстоятельство, что командам лодок мы не разъяснили, в частности, обстановку на море. Мне кажется, что люди преувеличивают опасность».³⁴ЦВМА. Ф. 702. Оп. 33с. Д. 17. ЛЛ. 284-285.

В результате, Щ-406 задержалась с выходом с Кронштадского рейда и С-12 ушла с эскортом к точке погружения одна. «Щука» догнала отряд лишь спустя 15 минут после того, как он уже прибыл к месту дневной покладки субмарин на грунт. К счастью, это не привело ни к новым потерям, ни к утрате скрытности. Без происшествий прошел и переход к о. Лавенсари в ночь на 25 мая, хотя из-за плохой организации встречи со стороны ОВМБ подлодкам пришлось ложиться на грунт непосредственно в бухте Норре-Капельлахт с опозданием на 45 минут относительно графика. В связи с неясностью обстановки их выход в море был отложен на неопределенный срок.

Впрочем, именно в этот момент в штаб БПЛ начали поступать данные, подтолкнувшие к принятию новых решений. В 01.05 25 мая комбригу Верховскому доложили текст радиограммы, только что принятой от Щ-303: «Возвращаюсь в базу. Задержите ПЛ ПЛ Мохни»³⁵ЦВМА. Ф. 161. Оп. 43. Д. 139. Л. 339.. В таком виде радиосообщение вызвало у командования больше вопросов, чем понимания ситуации. Сразу же на «щуку» было направлен запрос о ее состоянии и причине задержки с выходом в открытое море. Следующей ночью, 26 мая командир Щ-303 капитан 3 ранга И.В. Травкин попытался дать ответ, но сделал это в свойственной ему лаконичной манере: «Ш=59.41,1 с.ш., Д=24.26,6 в.д. попал в сети. Повреждений не имею». В штабе бригады решили, что за сутки «щука» перешла из района о. Мохни к о. Найссар, где и попала в противолодочную сеть. Фактически же встреча с «Вальроссом» состоялась еще во второй половине 19 мая, и теперь потерявший веру в успех Травкин двигался не на запад, а в противоположном направлении. От отправки последующих лодок он считал необходимым отказаться.

Из имевшейся на тот момент у командования информации такой вывод не следовал. Наоборот, получалось, что обе первых «щуки» успешно форсировали Гогландский рубеж и теперь пытались выйти за пределы залива. Это стало основанием для возобновления подготовки к выходу С-12 и Щ-406. Последнюю планировали вывести в точку погружения уже в ночь на 28 мая, но из-за недостаточного заряда батареи перенесли срок на сутки. Для форсирования «Зееигеля» планировалось использовать маршрут, которым выходила Щ-408, а район постановки обнаруженной Щ-303 сети рекомендовалось обогнуть в 2,5 милях к югу. Также произошли изменения и в указаниях по связи. Щ-406 не должна была доносить о проходе отдельных рубежей в Финском заливе, а сообщить только о выходе в открытое море, после чего сделать подробное донесение шифром об обстановке на всем маршруте прохода.

В ночи на 27 и 28 мая штаб БПЛ продолжал безуспешно запрашивать Щ-303 о месте ее нахождения и состоянии. Травкин считал, что сообщил уже достаточно и сохранял скрытность. Если бы немцы и финны действительно обладали подразделениями радиоразведки на театре в кампанию 1943 г., выходы в эфир могли стоить командиру и экипажу «щуки» жизней, но таких подразделений у противника в ту кампанию, к счастью, не имелось. Лишь в ранние часы 29 мая с Щ-303 была получена третья радиограмма: «Мое место Ш=59.58,5 с.ш. Д=25.16 в.д. Нарген сильная ПЛО. Старшина трюмных попал в плен. Кислорода два баллона. ПАМ не работает». С получением этого сообщения стало ясно, что положение, в котором оказалась «щука», гораздо сложнее, чем считалось ранее, и у командира действительно есть основания настаивать на возвращении в базу. Продолжительность темного времени сильно сократилась, запасы регенерации заканчивались, а вражеская противолодочная оборона, если и не преследовала непосредственно подлодку, не давала ей возможности пополнять запасы электроэнергии и воздуха. Фактически обстановка была еще хуже, но во всех деталях она стала известна только когда Щ-303 вернулась в базу.

Вкратце со «щукой» за прошедшие дни произошло следующее: После окончания зарядки у Вайндло за 17 и 18 мая субмарина продвинулась на запад, и утром 19-го приступила к форсирования Нарген-Поркалла-Уддского рубежа. В 04.38 она коснулась минрепа. Часом позже акустик начал докладывать о странном звоне, а затем – об ударах волн о неизвестный подводный предмет. К 06.55 предмет был идентифицирован как находящаяся прямо по курсу противолодочная сеть. Пеленгование издаваемых сетью шумов на большом расстоянии косвенно указывало на ее размеры, толщину и материал изготовления тросов. Помимо звона прослушивались шумы винтов многочисленных сторожевых кораблей и катеров. Опасаясь шумопеленгования, когда корабли противника проходили в непосредственной близости, Травкин стал чередовать движение на запад с покладками на грунт. В 11.36 командир всплыл под перископ и обнаружил в 5-6 милях впереди по курсу пять сторожевых корабля и четыре катера, а в одной миле – ряд небольших буев. Плотность электролита к тому времени сократилась до 15 градусов Боме. Наконец, в 18.15 субмарина уперлась в сеть. Силой противодействия ее развернуло на 50 градусов на левый борт и возник 11-градусный дифферент на нос. Электромоторы были немедленно остановлены, а затем ими дали задний ход. При этом невооруженным ухом прослушивался скрежет сетей по носовой оконечности и антенным стойкам. В этой ситуации командиру ничего не оставалось, как отойти на восток и попытаться найти место для незапланированной зарядки. Им стал район в 7,5 милях северо-западнее маяка Кери, где в ночь на 20-е «щука» заряжалась на протяжении 78 минут. На следующую ночь не удалось и этого – вблизи были обнаружены «сторожевые катера» (фактически пара БДБ) и Травкин счел за благо положить подлодку на грунт. Хотя командир не обращался к экипажу, всем было ясно, что лодка находится в положении близком к критическому – запасы электроэнергии и ВВД сократились до минимума, стремительно убывали средства регенерации. В этой обстановке произошел случай, не имевший аналогов в подводных силах других государств во Второй мировой войне – переход на сторону врага с подводной лодки.

Днем 21 мая оставшись в одиночестве в центральном посту, старшина трюмных Галкин задраил переборочные двери и подал в цистерны воздух высокого давления. После того, как субмарина всплыла, старшина увидел находившиеся неподалеку немецкие баржи и начал махать им бушлатом и наволочкой. К счастью, спавшие в радиорубке центрального поста радисты проснулись, отдраили двери и пропустили в центральный пост командира, который до этого отдыхал, устроившись на дизеле. Выскочивший на мостик Травкин спросил старшину: «Галкин в чем дело?», на что получил ответ – «а ну вас на… (выругался)! Надоело мне с вами плавать!»³⁶ЦВМА. Ф. 18. Д. 23988. Л. 88.. Не имея возможности застрелить предателя³⁷Немецкие материалы свидетельствуют, что мотивами перехода Галкина на сторону противника являлась не ненависть к советской власти и желание ей навредить, а страх за свою собственную жизнь. В отчете командующего тральными соединениями «Восток» за вторую половину мая 1943 г. имеются, в частности, такие строки: «Особенно ценно, что 21 мая старшину трюмных с ПЛ 303 удалось взять в плен. Его нервы были так расшатаны длительным переходом под водой между сторожевиками, что при всплытии лодки он выпрыгнул за борт». (пистолет остался в каюте), Травкин приказал срочно погружаться, тем более, что корабли противника после минутного замешательства открыли по субмарине пушечно-пулеметный огонь. По счастливой случайности субмарина всплыла между двумя группами барж, и те не могли незамедлительно привести в действие свои орудия, не подвергая риску обстрела свои же корабли.

После погружения опытный командир отвел подлодку на несколько сотен метров в сторону и лишь после этого приказал ложиться на грунт. Уклоняться от атаки на ходу подлодка попросту не могла – плотность электролита составляла всего 13 градусов Боме. В этом месте подлодка пролежала сутки, выдержав серьезную бомбардировку (по оценке Травкина до 200 глубинных бомб). Ситуация, в которой она оказалась, была явно намного хуже той, в которой приняла свой последний бой Щ-408, но верный расчет и выдержка помогли избежать трагедии. В 16.05 22 мая Щ-303 оторвалась от грунта и к началу новых суток на остатках заряда (плотность понизилась до 10-11 градусов Боме) перешла в район в 9 милях северо-восточнее Кери. Попытка зарядиться в ночь на 23-е не удалась – подлодку вспугнули дежурившие поблизости от места ее «потопления» баржи и атаковавший их бомбардировщик Ил-4. С момента кратковременного всплытия, произведенного Галкиным, субмарина провела под водой непрерывно 70 часов 45 минут. За это время моряки израсходовали 6 из 8 остававшихся баллонов кислорода и 500 из 800 патронов регенерации³⁸ЦВМА. Ф. 18. Д.11228. Л. 75.. Зарядка возобновилась в ночь на 24 мая и продолжалась до 1 июня (девять ночей), когда плотность электролита удалось довести до 26,5 градусов Боме. Необходимо отметить, что 26, 28, 30 мая патрулировавшие в центральной части залива немецкие БДБ и самолеты несколько раз обнаруживали масляные пятна, которые подвергались усиленным бомбардировкам. Взрывы бомб хорошо прослушивались акустиком Щ-303, что усиливало ощущение непрекращающейся охоты на «щуку». В этой обстановке Травкин и принял решение о возвращении, рекомендовав командованию задержать выход остальных подлодок.

Из-за невразумительно составленных на борту Щ-303 радиограмм уяснение обстановки командованием сильно затянулось и Щ-406 в ночь на 29-е ушла в боевой поход. Он оказался очень коротким – еще до полудня подлодка погибла на мине заграждения «Зееигель» в паре миль севернее о. Большой Тютерс. Как показало водолазное обследование, произведенное участниками международной подводно-поисковой экспедиции «Поклон кораблям Великой Победы» в 2017 г., моряки мужественно боролись за свою жизнь и предприняли попытку выйти с затонувшей подлодки через верхний рубочный люк, но все они, к сожалению, погибли.

Могла ли третья радиограмма Щ-303, будь она отправлена раньше, предотвратить отправку в боевой поход Щ-406? С нашей точки зрения – маловероятно. Командование бригады и флота с традиционным недоверием относилось к подобным докладам командиров кораблей, считая, что они переоценивают опасность. Им требовалось время для того, чтобы «созреть» и прийти к выводу, что другого выхода нет. В конечном итоге лишь вечером 31 мая были приняты два важнейших решения, фактически означавших прекращение развертывания 1-го эшелона: на Щ-303 была отправлена радиограмма, разрешающая возвращение в базу, а на С-12 об отмене подготовки к походу. В последнем случае учитывалось то обстоятельство, что подлодка обладала старой аккумуляторной батареей, которую было невозможно зарядить для длительного подводного перехода.

Хотя командование КБФ ежедневно направляло в ГМШ свои оперативные сводки, 2 июня Военный совет флота отправил пространный доклад о ходе развертывания 1-го эшелона подлодок на имя наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова. Перечислив все известные на тот момент факты, Трибуц в выводной части информировал наркома о принятых им решениях:
«1. Вывод очередных подлодок в море временно прекратить до июля месяца.
2. В течение июня месяца подготовить максимум ПЛ ПЛ для боевых действий и с наступлением темных ночей (позволяющих производить зарядку батарей), нанести противнику массированный удар.
3. Вести систематическую разведку авиацией ПЛ ПЛ, с целью определения дислокации сил и средств противника в базах, системы ДОЗК и поведения кораблей ПЛО противника.
4. Продолжать активную борьбу с кораблями ПЛО и ДОЗК противника на море и в базах всеми силами КБФ.
Развертывание ПЛ начать 15-25.07³⁹ЦВМА. Ф. 161. Оп. 43. Д. 139. ЛЛ. 341-342.».

Никакой реакции на доклад со стороны Москвы не последовало. Возможно, предпринимаемые меры казались очевидными, возможно, там ждали материалов похода Щ-303. 1 июня она перешла от о. Кери к о. Родшер. Сделано это было весьма своевременно, поскольку утром того же дня старое масляное пятно в месте ее предыдущего 9-дневного нахождения было замечено самолетом и атаковано группой барж. У Родшера «щука» провела три ночи, после чего была окончательно готова к длительному переходу в точку рандеву с эскортом на восточном Гогландском плесе. Увы, из-за плохой работы гирокомпаса ее возвращение растянулось на четверо суток. Днем 5 июня она в подводном положении села на мель в районе банки Намси и разрядила батарею до 11 градусов Боме. Требовалась новая зарядка или вынос точки встречи дальше на юго-запад. Травкин просил командование принять последнее решение, поскольку средства регенерации воздуха на субмарине подходили к концу. Просьбу удовлетворили, но встреча в ночь на 7 июня все равно не состоялась. Вышедшие встречать катера попали на немецкое минное заграждение, два из них подорвались на минах, причем МО №102 затонул. На Щ-303 катера приняли за вражеские, а взрывы мин – за бомбежку глубинными бомбами. Лишь на следующую ночь встреча, наконец, состоялась и «щука» была приведена в бухту о. Лавенсари. В ночи на 10 и 11 июня она вместе с С-12 в два приема с покладкой на грунт в бухте Батарейной была переведена от Лавенсари в Кронштадт. При этом в ранние часы 10 июня эскорт попал под удар немецкой авиации, повредившей два тральщика.

Сразу после прибытия «щуки» в Кронштадт началось изучение материалов ее похода. Условия, в которых находилась в течение похода Щ-303, прекрасно иллюстрировались цифрами. За 30 суток с момента выхода из Кронштадта, она прошла 261,7 мили в надводном и 255,1 милю в подводном положении. Нахождение на грунте в общей сложности заняло 538 часов (22,5 дня), максимальное пребывание без всплытия – 76 часов 11 минут⁴⁰ЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. Л. 267.. За время похода было произведено 16 зарядок батареи, при этом их средняя продолжительность составила всего 1,6 часа⁴¹ЦВМА. Ф. 18. Д.11228. Л. 76.. Общий расход средств регенерации воздуха составил 13 баллонов кислорода и 1250 патронов к регенерационным машинкам. Из-за длительного нахождения на грунте на глубинах 70-80 метров прорезалась и повыдавливалась резина комингсов входных люков. Все это дает прекрасное представление о том, в каких условиях в течение месяца находились подводники. Хотя в походе Щ-303 не потопила ни одного корабля противника, его без всякого преувеличения можно считать одной из наиболее героических страниц советского подплава за все время войны, а экипаж «щуки» поставить в один ряд с героями последних дней обороны Брестской крепости.

Уже 13 июня Травкин представил свое донесение о походе. Ряд выводов из него заслуживают особого внимания:
«Считаю, что основной барраж против подводных лодок противник перенес в район Порккалан-Каллбода-Нарген, где стоят сети и выставлены две линии ДОЗК, состоящего из СКА СКА и СКР СКР. Проход указанного района возможен в северной части или по Таллинскому и Сууропскому створам.
2. В районе Гогландского плеса имеется барраж, но не столь сильный, каким он был в 1942 г….
3. Считаю, что место зарядки нужно изменить с тем расчетом, чтобы к району Порккалан-Каллбода-Нарген подходить с плотностью не менее 22 градусов Боме. Предлагаю район зарядки в районе маяка Кери, где подлодка Щ-303 заряжалась на ходу в течение 9-ти суток»⁴²ЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. ЛЛ. 283-284..

Лаконичность выводов Травкина попытался компенсировать командир 3-го дивизиона подлодок капитан 2 ранга Гольдберг, приложивший к донесению командира Щ-303 тридцать (!) собственных выводов. Среди них были следующие:
«2. На линии Нарген-Порккалан-Каллбода выставлены противолодочные сети под охраной СКА СКА и СКР. Сети позиционные.
3. Количество кораблей ПЛО противника увеличилось по сравнению с 1942 г. минимум в 5 раз…
5. Методы выслушивания, преследования и бомбометания такие же, как в 1942 г.
6. Далеко не все корабли ПЛО противника имеют ШП и глубинные бомбы.
7. Бомбометание как и в 1942 году мало эффективно.
8. Сетевое заграждение, предположительно, по всей линии Нарген-Порккалан-Каллбода…
11. От маяка Вайндло следует идти для зарядки в район маяка Кери и после подняться на север к Порккалан-Каллбоде, где и форсировать сетевое заграждение…
13. В районе Порккалан-Каллбода должен быть проход, т.к. в этом районе корабли противника должны выходить из шхер для движения на запад или восток…
16. Плавание и форсирование Финского залива нашими ПЛ ПЛ трудно, но безусловно возможно, начиная с конца июля месяца»⁴³ЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. ЛЛ. 274-275..

Интересна реакция на них комбрига Верховского:
«Пункт 3 - необоснованно…
Пункт 6 – необоснованно.
Пункт 8 – недостаточно обоснованно…
Пункт 13 – противоречит пункту 8…»
Относительно выводов Травкина он написал, что у того недостаточно данных, чтобы рекомендовать проход по Таллинскому и Сууропскому створам⁴⁴ЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. ЛЛ. 285..

На следующий день Верховский представил Военному совету КБФ свой доклад о боевом походе Щ-303. Действия командира и экипажа он оценил высоко⁴⁵23 июня 1943 г. командир БПЛ КБФ капитан 1 ранга С.Б. Верховский подписал представление к награждению командира Щ-303 капитана 3 ранга И.В. Травкина орденом Боевого Красного знамени., а причиной невыхода в Балтийское море назвал «израсходование до прохода дальних противолодочных рубежей энергетических ресурсов, связанных с подводной автономностью и невозможностью их пополнения в море». Все расчеты составителей «Плана подводной войны», касавшиеся ПЛО противника и курсов форсирования Финского залива, комбриг назвал правильными. Как и Гольдберг, он считал залив проходимым при условии, что подлодки будут прибывать к сетям с зарядом 22-25 градусов Боме, что позволит им находить маршруты обхода и преодолевать их. Он поддерживал создание нового района зарядки у Кери и подчеркивал необходимость наличия как минимум 3 часов темного времени в сутки для полноценного пополнения запасов электроэнергии. Помимо этого Верховский написал:
«Необходима дальнейшая разведка рубежа Нарген-Поркалаудд всеми имеемыми средствами. При проходе подлодок, учтя опыт похода ПЛ Щ-303, необходимо резко изменить режим форсирования (комбинировано в надводном и подводном положениях) и районы зарядок. Операцию начинать также с выхода двух подводных лодок (если не будут получены данные от ПЛ ПЛ Щ-406 и Щ-408) и после выхода их в Балтийское море и получения данных об обстановке, начинать развертывание максимального количества ПЛ ПЛ в быстрой последовательности друг за другом»⁴⁶ЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. Л. 271.. В недалеком будущем именно эти идеи легли в основу замысла действий подлодок 2-го эшелона.

В штабе флота потратили гораздо больше времени на разбор материалов похода и подготовили доклад на имя наркома ВМФ только к 26 июня. Однако, на качестве документа это не отразилось. Краткое описание похода, сделанное в докладе, заметно преуменьшало сложности, с которыми экипаж Щ-303 столкнулся при прорыве. Так например, в документе не упоминалось о задевании подлодки за минреп при приближении к сетевому заграждению, не давалось параметров сетей, установленных визуальным наблюдением Травкина. Отсутствовало описание многочисленных контактов с кораблями и самолетами в районах зарядок, из-за чего опасность, которой подвергались субмарины в районе между «Зееигелем» и «Насхорном» многократно принижалась, а плавание по заливу исключительно в подводном положении не казалась единственно возможным условием.

Помимо этого просматривалось явное желание снять со штаба КБФ всякую ответственность за невыход «щуки» в Балтийское море и переложить ее на командира подлодки. «Зная о возможной встрече противолодочных сетей на рубеже Нарген – Порккалан-Каллбода, - писалось в документе, - командир ПЛ не подзарядил аккумуляторную батарею хотя бы до плотности 20-22 градуса Боме, дабы в случае попадания в сеть имелась бы возможность найти обходные пути». При этом составители доклада сделали вид, что не знакомы с «Планом подводной войны», где наличие сетей считалось вероятным в другом районе, место единственной зарядки между «Зееигелем» и «Насхорном» находилось у Вайндло, а не у Таллина, и придти туда с 20-22 градусами Боме было технически невозможно, и, кроме того, совершенно «забыли» о наличии жесткой плановой таблицы форсирования. На основании этого констатировалось невыполнение командиром Щ-303 поставленной задачи по выходу в Балтийское море и уничтожению вражеских кораблей и судов.

В выводной части операторы штаба переписали большинство выводов С.Б. Верховского, но добавили кое-что и от себя. «Наиболее вероятным и возможным методом прохода рубежа Нарген – Порккалан-Каллбода – писалось в докладе, - следует считать в надводном положении, в темное время суток или в плохую погоду, курсом, выбранным командиром ПЛ самостоятельно в зависимости от обстановки. В отдельных случаях, отдельным подводным лодкам – в подводном положении через Суурупский проход»⁴⁷....

Если командиру бригады ПЛ писать в выводах свои догадки было простительно – для их проверки он не имел ни сил, ни средств, если не считать таковыми сами подлодки, - то для работников штаба, готовивших документ, это было явным прожектерством. Им следовало знать, что еще 19 июня Военный совет флота отдал директиву №ОП/886сс, в которой приказал командующему ВВС в период с 22 июня по 15 июля разведывательными полетами авиации установить положение противолодочных сетей и систему корабельного дозора противника на рубежах остров Найссаар – Порккалан-Каллбода и одновременно произвести фотографирование сетей с воздуха⁴⁸....

По логике лишь после этого следовало делать выводы относительно возможных маршрутов прорыва и преодолимости сетей в принципе. Еще до того, как это было сделано, 30 июня разведывательный отдел штаба флота, по-видимому, на основании данных агентурной разведки, доложил о наличии двойной сети с интервалом в 100 м между сетями от о. Найссаар до о. Филинтгрунд (3 мили к северо-востоку от маяка Порккалан Каллбода)⁴⁹Хроника С. 564.. 6 июля самолет-разведчик произвел первое фотографирование сетей, а спустя 10 дней была произведена их полная аэрофотосъемка⁵⁰ЦВМА. Ф. 596. Оп. 42. Д. 81. Л. 265.. Доходят ли сети до дна ни воздушная, ни агентурная разведки установить не могли, но то, что их нельзя было обойти или преодолеть в надводном положении с учетом собственной осадки подлодок⁵¹Обследование сетей, произведенное в октябре 1944 г. показало, что углубление шкаторин от поверхности воды в районе о. Найссар составляло 1,5-1,7 м, в центральной части заграждения – 1 м, и лишь в мелководном районе у маяка Порккалан-Каллбода (глубины менее 15 м) составляло 5 м (ЦВМА. Ф. 3632. Оп. 1. Д. 4. ЛЛ. 92-95). Осадка ПЛ типа «Щ» Х-бис и типа «С» IX-бис серии составляла 4 м. Таким образом, теоретически подлодки могли преодолеть сеть в надводном положении в непосредственной близости от маяка, однако в случае обнаружения они не смогли бы там погрузиться и маневрировать, поскольку высота полодок от киля до верхнего среза перископных тумб составляла 11-12 м., должно было стать очевидным. Однако, даже после получения всех возможных данных оценка похода Щ-303 не изменилась.

Еще больший волюнтаризм и нежелание считаться с объективными фактами проявили при анализе похода Щ-303 в ГМШ. Анализ был завершен к концу июля – началу августа⁵²Дата на угловом штампе документа – «июль» без указания конкретного числа, дата на штампе входящего во 2-й отдел оперативного управления ГМШ – 12 августа., когда уже вовсю осуществлялось развертывание 2-го эшелона и появились новые данные о концентрации сил и средств ПЛО в Финском заливе. Несмотря на это документ содержал следующие утверждения: «Не подновленные минные поля противника в Финском заливе в результате воздействия на них льдов и штормов в течение двух лет оказались настолько разряжены, что подлодка не имела ни одного касания минрепа на протяжении всего перехода (517 миль от Лавенсаари до Таллина в оба конца)… Несмотря на большое количество сил и средств ПЛО, противнику удалось подлодку атаковать только после ее всплытия в результате предательства». Соответствовал этим утверждениям и вывод:
«Основной причиной неуспеха подлодки «Щ-303» явилось не воздействие противника, а плохая организация службы на корабле. Организация службы была настолько низка, что предателю трюмному не составило больших трудов самостоятельно заставить подлодку всплыть в самой гуще сил ПЛО противника.

Кроме того, командир подлодки не учел имевшиеся ранее данные о том, что к северу от о. Наргена он может встретить противолодочную сеть противника. Командир подлодки, зная, что придется форсировать район сетей⁵³О необходимости форсировать сеть Травкин не знал. В «Боевой директиве №1/оп» от 23.4.1943 г., врученной командиру подлодки на боевой поход касательно сетей можно найти лишь следующие строки: «На зюйд-ост о маяка Порккалан-Каллбода противник, предположительно, противник производил постановку противолодочных сетей» (ЦВМА. Ф. 18. Д. 34747. Л.179). О предположительном наличии сетей на всей линии Порккалан-Калбода – о. Найссар говорилось в «Боевой директиве №4/оп» от 14.5.1943 г., врученной командиру Щ-406. (Там же. Л. 205)., пришел в этот район, имея плотность батарей 11 БОМЕ. Это явилось причиной того, что лодка по существу не могла найти слабое место в заграждении и форсировать этот рубеж». Досталось и командованию КБФ удары которого по «силам ПЛО противника были недостаточно организованны и мощны». Правда, при этом составители документа не стали акцентировать внимание на том, что самолеты и катера Балтфлота воздействовали на дозоры на Гогландском рубеже, в то время как главным являлся недосягаемый для них Нарген – Порккала-Уддский. В заключение, как и в докладе Военного совета КБФ, делался вывод о возможности форсирования сетей в надводном положении в плохую погоду или в подводном по Сууропскуму проходу.

Так что же стало причиной неуспеха действий 1-го эшелона подлодок в кампанию 1943 г.? Ответ вроде бы лежит на поверхности – качественное и количественное усиление сил и средств ПЛО противника. К последним в первую очередь нужно отнести беспрецедентное по масштабам применение противолодочных сетей. Важными дополнениями к этому стали усиленные минные заграждения, корабельные и воздушные патрули на всю глубину Финского залива на запад от линии о. Гогланд – о. Большой Тютерс. Все это вкупе с периодом «белых ночей» превратило форсирование в не решаемую задачу. На первом этапе наши неудачи еще можно было списать на отсутствие необходимых разведданных, хотя и это утверждение, с учетом обнаружения постановки сетей 30 марта выглядит довольно неубедительно.

Стоило лишь усилить воздушную разведку и сразу же появились бы многочисленные основания для корректировки завершенного в начале апреля «Плана действий подводных лодок КБФ». Представляется, что этому препятствовали не только объективные трудности. После возвращения Щ-303, когда об отсутствии разведданных об обстановке в Финском заливе говорить уже не приходилось, все вышестоящие штабы обнаружили тенденцию к преуменьшению сил и средств противника, упрощению созданной их действиями обстановки, с одновременным увеличением претензий по отношению к исполнителям низового звена. Причем, чем выше располагалась штабная инстанция, тем больше проявлялись названные крайности. Почему? На наш взгляд потому, что эти инстанции сами несли ответственность за формирование и постановку задач. Вероятно, многие командующие и штабные работники понимали, что решить те или иные задачи с учетом реально существующей обстановки было невозможно, но все равно продолжали их ставить, поскольку от них это требовали вышестоящие командиры. В случае неудачи вся ответственность перекладывалась не наверх, а на командиров частей, подразделений и экипажей. Представляется, что командующие среднего звена опасались обвинений в бездействии и пассивности, что считалось в то время претензией намного худшей, чем неудачи при активных действиях. Именно поэтому в штабе балтийской бригады подлодок и штабе флота продолжали писать то, что должно было понравиться в Москве – прорваться подлодкам через Финский залив безусловно возможно, нужно только лучше подготовиться и предпринять больше мер обеспечения. И никакие ставящие это под сомнение факты в расчет не принимались…

Морозов М.Э.
кандидат исторических наук,
заместитель начальника
Института военной истории
Военной академии ГШ

Сноски